Кварталы Эйра и Улланлинна

Финский модерн

Каких-то невиданных красот в Хельсинки вы не найдёте, скорее уж диковинки типа деревянной и каменной церкви, но я представить не могу лучшего города для жизни. В нём невероятно комфортно, а небольшое количество достопримечательностей спасает от лавины туристов. Иногда я с ужасом вспоминаю Рим, где в определённых переулках невозможно протиснуться.

Даже китайцы здесь расслабляются и бродят по двое-трое. Видимо, Финляндия действительно безопасная страна и не только в провинциях, но и в самом Хельсинки.

Хельсинки очень зелёный город, здесь много парков, которые постоянно выводят вас к морю. Живописность улицам придаёт холмистость. В районах Eira и Ullanlinna можно понаблюдать причудливые перспективы улиц, когда трамвайные пути скачут по холмам.

Небольшая справка о названиях кварталов. Древний исландец Снорри Стурлусон в «Старшей Эдде» упоминает древнескандинавскую богиню врачевания Эйр. В честь неё назвали одну из больниц в Стокгольме, в честь стокгольмского госпиталя назвали больницу здесь, в Хельсинки. От этой же больницы перенял название и весь район.

Теперь об Улланлинне. Название явно распадается на два слова: Улла (Ulla) и линна (linna). Второе слово понятно, оно обозначает город или крепость и восходит к общему финно-угорскому корню (сравните: Suomenlinna – крепость народа суоми, Tallinn – зимний город). Первое же слово – это по-фински переиначенное имя шведской королевы Ульрики Элеоноры (Ulrika Eleonora), так что название квартала можно перевести как «город [королевы] Ульрики».

Вообще стоит уделить полдня и бессистемно побродить по этим двум кварталам Хельсинки. Это очень престижные районы города, жильё здесь стоит дорого даже по скандинавским меркам. Во-первых, потому что они находятся по соседству с самым центром города, но всё-таки в стороне от туристических достопримечательностей. Во-вторых, здесь всегда свежий морской воздух, но близость к морю оборачивается сильными ветрами. В-третьих, именно здесь каждый дом построен в стиле финского модерна.

Что такое финский модерн? Вообще, Освальд Шпенглер в «Закате Европе» замечал, что каждая нация строит свои дома как продолжение ландшафта. Например, в России очень важен горизонт. Наши глаза отдыхают, когда леса и поля смыкаются с небом где-то далеко-далеко. И лишь изредка ровная линия горизонта нарушается скромненькой белой колокольней. Так мы чувствуем размах нашей родины. Типовая же застройка не вызывает ничего хорошего.

Пейзаж же Финляндии таков, что серый гранит здесь и там вырывается из-под земли и сдерживает штормящее северное море. На граните может укорениться только сосна. Там, где есть достаточный слой почвы, вырастают ели.

Оттого и лучшие образчики модерна, выстроенные из местного серого гранита, были восторженно восприняты националистами.

Скалы голы, но их линии изломаны, как и финский модерн.

Хельсинки – северный город, и в декабре сумерки здесь опускаются около трёх часов пополудни. Зато в мае и июне здесь также можно наблюдать белые ночи! Как и в Петербурге, как в и Таллине. И если с длинными зимними ночами человек ещё как-то справляется, то с их отсутствием получается не так успешно. Вы только посмотрите на северный кинематограф. Не только на финский, но и на другие страны Скандинавии да и той же Канады. Казалось бы, что ещё надо таким обеспеченным странам! Отчего так мрачны фильмы Аки Каурисмяки и Ингмара Бергмана? По удачному выражению Андрея Плахова, все эти фильмы страдают клаустрофобией белых ночей. Проще говоря, им просто не хватает солнца, которое дарит нам радость.

И оттого Хельсинки так любит большие окна, от пола до потолка, чтобы не потерять ни единого лучика солнца, столько редкого в здешних широтах.

Финны действительно очень ценят комфорт и даже надчеловеческий модерн выглядит как-то по-домашнему уютно. Сравните, к примеру, экспериментальную застройку в Москве в Лефортово, окрест станции метро «Авиамоторная»!

Бродя по уличкам и заглядывая в окна и дворики финской богатой жизни, вы то и дело будете натыкаться на три красивые краснокирпичные церковки, выполненные в неоготическом стиле и явно являющиеся лютеранскими. Все три будут обсажены деревьями и у каждой из них можно поймать такой ракурс, когда только шпиль будет рассекать небо из-за крон деревьев.

Это будут Немецкая церковь (Saksalainen kirkko), Церковь Святого Иоанна (Johanneksenkirkko) и Церковь Микаэля Агриколы (Mikael Agricolan kirkko).

Церковь Микаэля Агриколы

По-фински она называется Mikael Agricolan kirkko, по-шведски Mikael Agricola kyrka. Хельсинки – это поистине город странных церквей, и агрикольская церковь одна из них. Что и не удивительно, учитывая, что её строил Ларс Сонк (Lars Sonck), архитектор церкви Каллио. Аскетичный вид северных лютеранских церквей в ней доведён до полного функционализма. Более того, при необходимости тридцатиметровый шпиль можно задвинуть внутрь башни! Этим и пользовались, чтобы он не служил ориентиром для вражеской авиации.

Вообще, церковь поражает своей инопланетной холодностью и недосягаемостью. Её примитивный контур почему-то ассоциируется у меня с маяком, и с другой стороны, лучше декорацией для церкви Агриколы было бы северное сияние.

Вот какие мысли посещали меня, когда я рассматривал её на фотографии. На месте же никакой мрачности я не обнаружил. В таком уютном и зелёном городе, как Хельсинки, яркий образец функционализма кажется диковинкой, а не проявлением чего-то такого мрачного и скандинавского.

Кто такой Микаэль Агрикола

В 1510 году, когда родился мальчик, Финляндия была частью Швеции, а потому и все названия местностей тоже были шведскими. Микаэль Олай (Michael Olai) родился в небольшой деревушке Торсбю (Torsby) общины Перно (швед. Pernå, фин. Pernaja) провинции Нюланд (швед. Nyland, фин. Uusimaa). По нынешним меркам это полчаса езды на машине до столицы, но не в те времена, когда и сами Хельсинки были такой же маленькой рыбацкой деревней, центры финской жили были сосредоточены далеко на западе в Або (Турку) и далеко на востоке в Выборге, и про деревушку Торсбю знали только сами её жители.

Учителя заметили у мальчика способности к языкам и отправили его учиться в выборгскую латинскую школу. В те времена гуманизма, Реформации и Просвещения среди учёных в первом поколении часто встречался такой обычай: они брали себе фамилию по роду деятельности отца. А так как его отец Олаф (Олай, по-фински) был хлебопашцем, то Микаэль и взял себе фамилию Агриколы, что и переводится с латыни, как земледелец.

Далее он продолжал обучение в Або и в далеком немецком Виттенберге (Wittenberg), познакомился с Лютером и его последователями, проникся идеями Реформации. Священники-реформаторы написали для Агриколы рекомендательные письма к шведскому королю Густаву Васе, благодаря чему он получил стипендию. На эти деньги он накупил книг и принялся за перевод основных книг на финский язык.

Основными книгами считались да и сейчас продолжают оставаться букварь и Библия. Итак, в 1543 году Микаэль Агрикола издал букварь (ABC-kiria), а уже через пять лет в 1548 году был готов перевод Нового Завета.

Так что этот человек считается отцом финского языка, правда сам Агрикола в предисловии к Новому Завету писал так: «Язык моего народа существовал всегда, своей заслугой я считаю лишь перенесение его на бумагу.»

Сейчас в Финляндии существует премия для переводчиков имени Микаэля Агриколы.

Между прочим, его бюст стоит в Выборге на эспланаде, около собора Петра и Павла.

Набережная

И, конечно, непосредственная близость к морю. Я видел его октябрьским, слегка волнующимся, но  мелкой дождливой мзгой, но как гипнотизируют волны, безуспешно пытающиеся вылезти на скалы! Какие далёкие мысли наводят эти маленькие судёнышки! А эти скалистые острова! Они вообще просто сказка!

Другие достопримечательности Хельсинки